Неточные совпадения
Здесь был
земной рай
человечества: боги сходили с небес и роднились с людьми…
Через ужас войны и зло колониальной политики, через борьбу рас и национальностей совершается объединение
человечества и цивилизование всего
земного шара.
Перед
человечеством стоят еще огромные задачи овладения поверхностью
земного шара и регулирования ее.
Перед социальным и политическим сознанием станет мировая ширь, проблема овладения и управления всей поверхностью
земного шара, проблема сближения Востока и Запада, встреч всех типов и культур, объединения
человечества через борьбу, взаимодействие и общение всех рас.
Ты возразил, что человек жив не единым хлебом, но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба
земного и восстанет на тебя дух земли, и сразится с тобою, и победит тебя, и все пойдут за ним, восклицая: «Кто подобен зверю сему, он дал нам огонь с небеси!» Знаешь ли ты, что пройдут века и
человечество провозгласит устами своей премудрости и науки, что преступления нет, а стало быть, нет и греха, а есть лишь только голодные.
Если бы возможно было помыслить, лишь для пробы и для примера, что три эти вопроса страшного духа бесследно утрачены в книгах и что их надо восстановить, вновь придумать и сочинить, чтоб внести опять в книги, и для этого собрать всех мудрецов
земных — правителей, первосвященников, ученых, философов, поэтов — и задать им задачу: придумайте, сочините три вопроса, но такие, которые мало того, что соответствовали бы размеру события, но и выражали бы сверх того, в трех словах, в трех только фразах человеческих, всю будущую историю мира и
человечества, — то думаешь ли ты, что вся премудрость земли, вместе соединившаяся, могла бы придумать хоть что-нибудь подобное по силе и по глубине тем трем вопросам, которые действительно были предложены тебе тогда могучим и умным духом в пустыне?
Она отрешилась в ней не только от грубого дуализма религии, но и от ухищренного дуализма философии; она освободилась не только от небесных привидений, но и от
земных; она перешагнула через сентиментальную апотеозу
человечества, через фатализм прогресса, у ней нет тех неизменяемых литий о братстве, демократии и прогрессе, которые так жалко утомляют среди раздора и насилия.
«Объясните мне, пожалуйста, — говорит он, — отчего верить в Бога смешно, а верить в человека не смешно; верить в
человечество не смешно, а верить в Царство Небесное — глупо, а верить в
земные утопии — умно?» Из западных социальных мыслителей ему ближе всех Прудон.
Идея конечного, совершенного состояния
человечества,
земного рая играла огромную роль у Достоевского, и он раскрывает сложную диалектику, связанную с этой идеей, это — все та же диалектика свободы.
Жажда личного спасения стала основным мотивом истории, и временное непонимание смысла истории, смысла
земного существования
человечества во времени стало как бы исполнением этого смысла.
В безрелигиозном сознании нового
человечества древние чаяния Царства Божьего смешались с чаяниями царства князя этого мира; обетования второго пришествия Христа затмились христианскими же обетованиями о пришествии
земного бога — врага Христова.
И вот
человечество в исторических своих путях должно было пройти безрелигиозный гуманизм, чтобы наступили времена религии богочеловечества, чтобы открылась
человечеству религиозная правда о его окончательной
земной судьбе.
Индийская идея метемпсихоза чужда и противна христианскому сознанию, так как противоречит религиозному смыслу
земной истории
человечества, в которой совершается искупление и спасение мира, являлся Бог в конкретном образе человека, в которой Христос был единственной, неповторимой точкой сближения и соединения Бога и
человечества.
Земной дух
человечества, пошедшего по пути змия, загипнотизировал человека заманчивой идеей прогресса и грядущего в конце прогресса
земного рая, и так обольщен был человек, что не заметил безумия своего служения прогрессу и своего подчинения счастливцам грядущего рая.
Этот трагизм христианской истории в том коренился, что христианская религия все еще не была полным откровением, что не наступили еще времена для раскрытия положительной религиозной антропологии, монистической правды о
земной судьбе
человечества.
На земле, в
земной истории
человечества есть абсолютное касание иного мира, и точка этого касания единична и неповторима в своей конкретности.
История не имела бы религиозного, церковного смысла, если б она не закончилась полнотой откровения, откровения тайны творения Божьего, если б исторический процесс не перешел в процесс сверхисторический, в котором окончательно будет снята противоположность между
земным и небесным,
человечеством и Божеством.
Революционеры, пламенно верующие в социальное спасение
человечества и
земной рай, исповедуют ложную антропологию, обратную христианской, и их завет есть завет жертвы, а не любви.
Земная жизнь человека и
человечества лишилась бы всякого религиозного смысла, если бы для каждого существа жизнь эта не была неповторяемым делом спасения, если допустить возможность отложить дело спасения до новых форм существования (метемпсихоз) и перенести в другие миры.
Всякий верующий в прогресс ждет, что прогресс приведет к хорошему, благому концу, что восторжествует царство счастливого, свободного, сильного, божественного
человечества, и вдохновляется этим грядущим
земным совершенством.
В деле мирового освобождения от греха и спасения религиозное сознание должно признать за
человечеством не только
земное, но и космическое, вселенское значение.
Эпоха не только самая аскетическая, но и самая чувственная, отрицавшая сладострастье
земное и утверждавшая сладострастье небесное, одинаково породившая идеал монаха и идеал рыцаря, феодальную анархию и Священную Римскую империю, мироотрицание церкви и миродержавство той же церкви, аскетический подвиг монашества и рыцарский культ прекрасной дамы, — эпоха эта обострила дуализм во всех сферах бытия и поставила перед грядущим
человечеством неразрешенные проблемы: прежде всего проблему введения всей действительности в ограду церкви, превращения человеческой жизни в теократию.
Пусть накопляется в
человечестве зло и месть, пусть, — они растут и зреют, как чудовищный нарыв — нарыв — нарыв во весь
земной шар величиной.
Он, может быть, менее всех удалился от реализма, и его
земной рай есть почти настоящий, тот самый, о потере которого вздыхает
человечество, если только он когда-нибудь существовал.
— Да, конечно. Вас, людей, ожидает великая, блестящая будущность. И чем больше на земле таких, как ты, тем скорее осуществится это будущее. Без вас, служителей высшему началу, живущих сознательно и свободно,
человечество было бы ничтожно; развиваясь естественным порядком, оно долго бы еще ждало конца своей
земной истории. Вы же на несколько тысяч лет раньше введете его в царство вечной правды — и в этом ваша высокая заслуга. Вы воплощаете собой благословение божие, которое почило на людях.
— Что может быть выше призвания апостольского?.. С живым словом в душе, с пламенною верой, с пламенной любовью ко всему
человечеству и к каждому человеку идет он в общество людей. Для их блага переносит гонения и страдания; в их души, не отверстые истине, зароняет слово веры — и какое наслаждение, когда слово не погибнет — разовьется. Сильно живое слово, ничто не остановит его; тщетно
земной человек противудействует своему спасению. Оно увлечет его.
Воображает, что стоит ей только мизинцем шевельнуть — и
земной шар рот разинет,
человечество от радости шапку потеряет…
Один ученый сделал расчет, что если
человечество будет удваиваться каждые 50 лет, как оно удваивается теперь, то через 7 000 лет от одной пары разведется людей столько, что если бы их тесно прижать плечо с плечом по всему
земному шару, то поместится на всем
земном шаре только одна двадцать седьмая часть всех людей.
Я отыскивал его в истории
человечества и в моем собственном сознании, и я пришел к ненарушимому убеждению, что смерти не существует; что жизнь не может быть иная, как только вечная; что бесконечное совершенствование есть закон жизни, что всякая способность, всякая мысль, всякое стремление, вложенное в меня, должно иметь свое практическое развитие; что мы обладаем мыслями, стремлениями, которые далеко превосходят возможности нашей
земной жизни; что то самое, что мы обладаем ими и не можем проследить их происхождения от наших чувств, служит доказательством того, что они происходят в нас из области, находящейся вне земли, и могут быть осуществлены только вне ее; что ничто не погибает здесь на земле, кроме видимости, и что думать, что мы умираем, потому что умирает наше тело, — всё равно что думать, что работник умер потому, что орудия его износились.
И воскресение, и Страшный суд распространяются на все
человечество, как знавшее, так и не знавшее Христа в
земной жизни (здесь тайна проповеди во аде — ср. 1 Петр.
Даже больше того:
человечество, организованное в государство, есть
земной бог.
Сам родоначальник
человечества Адам, отец всех, а в нем и Ева, мать всего живущего, — был рожден без семени
земного отца.
Соединение полов, зачатие и рождение, есть, по изначальному определению Божию, норма пола [Об этом с исключительной прозорливостью учит в своей антропологии А. Н. Шмидт (цит. соч.), которая грешит разве только недостаточным признанием этой нормы для
человечества в
земном его бытии.].
Но факт остается во всей непонятности: проповедь Евангелия до сих пор фактически не обошла
земного шара, и чрез 19 веков после Христа большинство
человечества принадлежит еще как бы к дохристианской эпохе.
— Конечно. Что же может быть проще того, что все люди по случайностям не доживают на земле своего времени! Век человеческий здесь, по библейскому указанию, семьдесят лет и даже восемьдесят, а по случайностям
человечество в общем итоге не доживает одной половины этого срока, и вас нимало не поражает эта ужасная случайность? Я желал бы, чтобы мне указали естественный закон, по котору человеческому
земному организму естественно так скоро портиться и разрушаться. Я полагаю, что случайности имеют закон.
Есть горькая правда в словах Герцена: «Отчего верить в Бога смешно, а верить в
человечество не смешно; верить в царство небесное глупо, а верить в
земные утопии умно?» Слова эти направлены против всех утопий.
Дикий, угрюмый взор, по временам сверкающий, как блеск кинжала, отпущенного на убийство; по временам коварная, злая усмешка, в которой выражались презрение ко всему
земному и ожесточение против
человечества; всклокоченная голова, покрытая уродливою шапкою; худо отращенная борода; бедный охабень [Охабень — старинная верхняя одежда.], стянутый ремнем, на ногах коты, кистень в руках, топор и четки за поясом, сума за плечами — вот в каком виде вышел Владимир с мызы господина Блументроста и прошел пустыню юго-восточной части Лифляндии.
И
человечество земное в силах лишь приобщиться к предвечно существующему небесному
человечеству.
«Существует только единственный путь достижения свободы — цели
человечества, путь отрешения от этой маленькой жизни, этого маленького мира, от этой земли, небес, тела,
земных чувств, путь отрешения от всех вещей» [См. Вивекананда.
«Катя любит его… худеет, страдает, так вот что значит эта любовь… грешная,
земная!.. Небесная любовь к
человечеству, любовь, ведущая к самоотречению, не имеет своим следствием страдания, она, напротив, ведет к блаженству, она сама — блаженство! А он? Он, она говорит, не любит ее… он любит меня… она уверяет, что это правда… А я?»
Если уж признать революцию существом, персонифицируя ее, то нужно признать ее грешным
земным существом, порожденным греховным прошлым
человечества.